ну вот, это последние 5 драбблов из серии)))
11. Судьба
Это же остров: конечно, они еще встретятся. Фуу бы сказала, что это судьба. И, вполне может быть, они бы с ней согласились.
Хотя... без разницы, по сути, — когда колени вновь упираются в пол... когда пальцы тискают край деревянной лежанки... Но зачем эта никому не нужная мягкость? Лишнее, точно. Лишнее.
Хватит и того, что бедра подаются вперед — именно так, как нужно, и желание выгибает спину, и... Хватит и того, что они уступают вновь.
Руки сжимаются. И крик в ночи.
читать дальше
12. Снова
Может, ему стоило бы подумать о Фуу. Или о любой другой женщине. Благо, за время пути они их повидали немало. О чем бы точно ему не стоило думать сейчас, так это о гладком блеске очков. О хмуро поджатых губах. Не стоило бы представлять эти чертовы узкие ступни. Или катану, готовую вспороть ему нутро в любой момент, — одним движением гибкого бледного запястья. И уж точно, мать его, не стоило бы так возбуждаться...
Муген скрежетнул зубами, проклиная свое безденежье, и снова сжал член в руке.
13. Немногое
Щедрость никогда не была одним из немногих достоинств Мугена.
Он никогда не отдавал без принуждения, ничего не делал из чувства долга. И когда он рычит и рвется вперед, — ясно, что без борьбы он не даст сменить навязанный ритм.
Но пока лодыжки Мугена — у Дзина на плечах и темп движений все ускоряется, Дзин готов позволить тому взять столько — сколько Мугену нужно... особенно когда тот сжимает бедра вот так.
Ибо, истинно, жадность никогда не была одним из немногих пороков Дзина.
14. Головокружение
Это все равно как стоять на самом краю обрыва, чувствовать, как солнце палит плечи и пот течет по голой коже, а пальцы ног цепляются за камни на грани. На грани рассудка... Он никогда не боялся высоты, никогда не чувствовал этой тошнотной слабости внутри, что велела бы ему отступить. Так с какой стати — сейчас?
Задыхаясь, он выхаркнул крик, раздирающий ночь, раздирающий сорванную глотку, и рухнул на Дзина, губами ловя чужой, такой привычный стон.
15. Шрам
— Уродство. — Муген хмурит брови.
Дзин морщится, когда чужие пальцы скребут незагорелый живот.
— Нет, серьезно, ну сам посмотри.
Дзин закрывает глаза. Пусть плоть говорит сама за себя. Бедра подаются вперед рывком, когда язык Мугена касается нижних ребер.
— Ты был неосторожен, — говорит Муген, и Дзин перехватывает воздух сухими губами, когда горячий выдох обжигает кожу.
— Жалеешь, что не я тебе его оставил, — говорит Муген, и острые зубы впиваются в рубец на животе — единственный шрам на теле Дзина.
Дзин отвечает только сдавленным стоном. Муген прав.