кажется, я нашла для себя идеальную садо-мазо пару...)))
Название: Хватка
Автор: flo_nelja
Переводчик: ки-чен
Фэндом: Bleach
Пэйринг: Гин/Кира
Рейтитнг: PG-13
Дисклеймер: Чужого не надо, как обычно... свое девать некуда))
Это случилось, когда Кира стал лейтенантом третьего отряда. Именно тогда руки капитана Ичимару впервые коснулись его.
Весь тот день для него — ворох путаных воспоминаний. Тут и теплый голос капитана Айзена, желающего ему удачи, и гордость, что он может наконец нацепить новые нашивки, и поздравления друзей, и горячая надежда, что он справится с такой ответственностью, и мимолетная мысль: «я же не девчонка, как Хинамори-кун, которая млеет, если ее погладят по головке», — когда капитан Ичимару с широкой улыбкой внезапно тянется к нему.
читать дальше...А потом не осталось ничего, кроме этих прикосновений. Пальцев, едва тронувших волосы и скользнувших затем по щеке, почти неощутимо, невесомо. И дрожи во всем теле — от этих рук, странно холодных, от касания, в котором не было ничего похожего на ласку. Лишь тень угрозы. Лишь чувство, будто эти ногти в любой миг способны пронзить кожу, или пальцы — стиснуть горло. Впрочем, и без того у Киры перехватило дыхание.
Потом у него было время прийти в себя. Решить, что ему просто померещилось, что все эти опасения совершенно нелепы и недостойны свежеиспеченного лейтенанта, что нечего создавать себе проблемы на пустом месте, потому что работа есть работа, а надуманные страхи — просто ерунда. Время привести в порядок лицо и чувства.
И все же. Руки капитана Ичимару... Они больше не прикасались к нему, но — как будто жили собственной жизнью, совсем рядом, и двигались, и ощущение было такое, точно они собираются что-то сломать... или уже сломали. И — Кира не мог оторвать от них взгляд.
Так и не смог, с тех самых пор.
Порой он наблюдал за ними исподволь, когда капитан Ичимару отворачивался, — за этими тонкими, изящными руками, странно тревожащими, с такими длинными, худыми пальцами. Иногда они казались застывшими. Или напротив — слишком уж по-змеиному гибкими... и Киру вновь охватывала дрожь, как тогда.
Он краснел. Отводил глаза. Не потому что это было неприятно, просто он чувствовал себя как-то странно и по-дурацки в такие минуты. Ведь это не было неприятно, верно?.. Так почему же в первый раз ему сделалось не по себе? И Кира уже почти жалел, что не сумел как следует ухватить это ощущение, насладиться сполна каждым мигом. Понять...
Ему хотелось, чтобы капитан Ичимару вновь прикоснулся к нему — еще хоть однажды.
И это желание сбылось... в отличие от многих других.
Он опоздал на службу, впервые с того самого дня, как стал лейтенантом. Поклонился, смущенно бормоча извинения. Капитан Ичимару отозвался: ничего страшного... и опустил ладонь ему на затылок. Не понять — то ли жест ободрения, то ли недовольства.
И опять Киру охватила дрожь, и это было как ожог, от шеи и по всему телу... и странное желание — чтобы капитан Ичимару оцарапал ему кожу ногтями или потянул за волосы, что угодно, лишь бы продлить это прикосновение, лишь бы сделать его более интимным, дать понять, что это не случайность, что тут нет ничего мимолетного, чтобы осознать наконец, что же в нем — такого истинного... окончательного... и почему ему так хорошо под этой рукой?
Ничего подобного. Разумеется. И Кире даже показалось, что капитан Ичимару едва слышно засмеялся. Он тотчас залился краской. Неестественные, постыдные желания... Правда, вспомнил он об этом лишь в тот миг, когда капитан Ичимару отстранился. И жжение от этих мыслей ничуть не стало слабей.
Когда он смотрел на эти руки достаточно долго, порой ему начинало мерещиться, будто все происходит заново, и взаправду, и они прикасаются вновь, легко, почти иллюзорно, и опять так мучительно что-то тянет внутри, и — испарина на висках.
Он дошел до того, что однажды опоздал вновь, уже преднамеренно, проклиная себя последними словами за глупость, и конечно же капитан Ичимару лишь бегло кивнул в ответ, даже не приближаясь.
К тому времени Кире уже стоило бы понять, что пытаться предугадать реакции его капитана — тщетная трата усилий. Порой тот казался любезным, великодушным, порой — жестоким. Самое странное, это не зависело даже от его настроения, лишь от каких-то неведомых прихотей провидения, столь же загадочных, как он сам, и столь же влекущих.
Однажды Кира вновь поддался искушению — посмотреть. Он чувствовал, как горят румянцем щеки, и все равно — было не уберечься, он пытался сдержать себя, но прошло уже несколько месяцев с того раза, слишком много времени, слишком... а когда он поднял глаза, то увидел, что капитан Ичимару смотрит на него. Усмехаясь.
Улыбка сделалась шире, когда взгляды их встретились, и Кире показалось, он падает, все глубже и глубже — чем ближе подходит к нему капитан. Тот посмеивался, по лицу как всегда ничего невозможно было понять. Вот только — он вновь поднял руку, и пальцы показались Кире гибкими, как веревки. Тело моментально напряглось в ответ, и — ни одной связной мысли, и — дыхание, прерывистое, сквозь зубы. А капитан Ичимару только коснулся его щеки у самого рта, очень мягко, двумя пальцами — и всё. Не больше.
И в этот миг что-то сломалось у него внутри.
Он упал на колени, схватил капитана Ичимару за руки, зарылся лицом в ладони, уткнулся в них губами, а затем принялся целовать, все более исступленно, и стыда больше не осталось — хватило одного прикосновения, чтобы сжечь его дотла. Капитан Ичимару не спешил отнять руки, и теперь Кире казалось, ему это снится, потому что такое никак не могло быть правдой — ни то, что он творил сейчас, ни то ощущение преисполненности, что охватило его.
И капитан Ичимару вдруг засмеялся. Совсем тихий, короткий смешок...
— А ты, кажется, готов, Кира-кун.
Кира не понял, но в тот момент ему и не хотелось ничего понимать, только впитывать касания чужих пальцев, только прижиматься к ним все сильней, только задыхаясь, тонуть...
— Да, капитан. — Он даже не задумывался над ответом.
И тогда капитан Ичимару коснулся его губ, руки прошлись по щекам, обхватили лицо, погладили шею, и хотя эти прикосновения еще не были достаточно жесткими, еще не дарили нужного, такого нужного удовольствия, но никогда прежде он не чувствовал себя столь цельным. Открытым... В тот миг Кира ощутил, что в его жизни нет, не будет, не должно быть ничего другого, и что ему действительно всё это снится, ибо раньше он и думать не смел о таком.
А потом пальцы сплелись у него на горле. И стали сжимать.
И сон поглотил его.