короче говоря, переводила я это — как свободное участие на WK-фикатон... но сунулась запостить текст, а чего-то оно мне создавать записи не позволяет... и плюнула я на это дело — ибо влом))
так что ежели кому надо (Флудер, ау!) — то вытаскивайте отсюда и постите сами))) а если нет — то пущай тут и висит, есть не просит... через пару дней перечитаю свежим глазом — м.б. на форум к Лилит отправлю)))
ну, а пока— вот...
Фэндом: Weiss Kreuz
Название: Crocodile Time
Автор: bladderwrack
Переводчик: ки-чен
(разрешение на перевод получено)
Пэйринг: Наги/Шульдих
Рейтинг: PG-13
Саммари: (где-то между Капителем и Глюэном) Иногда начало есть всего лишь начало конца.
Фик предлагается в рамках Совсем Свободного Участия... но если можно — я скажу, что делала это для Амон))
читать дальше
...
Лето. Паленое, душное. Давяще-плотное, точно рухнувший шатер шапито, — пахнет старым тряпьем. Шульдих весь обсыпан веснушками; Фарфарелло обгорел и облазит. Наги безвылазно торчит под кондиционером... ну, пока его не вытащат на балкон, чтобы жечь там насекомых и трепаться — обо всей той чепухе, о которой они треплются обычно.
Работа если и случается, то чаще по ночам. А так — недели напролет вообще ничего. Только мелким авантюристам хватает дурости заказывать убийства в такую жару, но на мелких авантюристов Шварц не работают.
Время от времени Кроуфорд подбрасывает одиночные заказы; Наги чувствует себя польщенным — ответственность. Трудно сказать, чего, собственно, добивается Кроуфорд, но вроде бы остается доволен.
...
После душа Наги изучает свое тело, в ванной, запершись на задвижку. Профиль — гадая, как бы он выглядел, если бы не скашивал на зеркало глаза. Мелкие несуразности плоти. Складки на животе, оттого что слишком долго сидел согнувшись и поджав под себя ноги. Научно-непредвзятое сравнение отпечатков укусов — на плече и на коже запястья. Или проверка — а точно ли нельзя лизнуть себя за локоть, как утверждает Шульдих (точно никак). Успокаивающая рутина — он всегда так делал, с тех пор как стал мыться сам.
Еще иногда он садится на пол у себя в комнате и ловит ментальный откат — лучше все равно не скажешь — Шульдиха, который дрочит в душе, за стенкой. Он называл это нездоровым любопытством, а не возбуждением, поначалу; а позже решил, что оно всё равно не в счет.
Он наблюдает за Шульдихом, но только когда тот слишком устал, чтобы заметить и начать брюзжать. Смотрит, как тот валяется на диване. Глаза полуприкрыты. Черты скорее смазаны, чем смягчены усталостью. Когда спит — он совсем другой. Неподвижное, лицо утрачивает пропорциональность — рот кажется слишком большим, а шея изогнута под таким пугающим углом, что хочется разбудить и проверить: уж не сломалась ли? А теперь еще и синяк на скуле, почти сошедший, цвета мутной морской воды, с того прошлого задания. Слегка странного... да что говорить.
...
Полупамять, полуслед ощущения... холод ножевого лезвия у шеи, под волосами, цвирк. Каждый день, так близко, привычно, опасность, дразнящая тень. Шульдих всегда сам подрезал Наги волосы, когда тот был мальчишкой. Черт, да и сейчас еще. Все равно ведь кто-то должен, а так проще, чем самому себе заглядывать за спину. Хотя теперь-то он — нет, не выше Шульдиха, но, пожалуй, пошире в плечах, и спина прямая, и уверен в себе. Приучился есть горькое, овладел искусством насмешливой вежливости — налет, не больше, зато сколько преимуществ. Это — в счет? Шульдих по-прежнему сыплет сахар во все, что пьет... ну, так и что с того?
Ветреный, настырный, без всякого понятия о приличиях, он вечно доставал Наги и обращался с ним как с ребенком. Еще у него был забавный акцент, рыкающий, густой, но только когда он злился — то есть когда его что-то выбивало из колеи. Потому что обычно над теми вещами, которые злят нормальных людей, он только стебался, и всё. Наги слишком привык к Шульдиху. Вот почему разобраться так трудно: что имеет значение, а что нет.
А еще он позволял Наги спать в своей постели, — да, Шульдих, когда... В общем, жизнь приучила Наги никому особенно не доверять, но в ту пору ему было всего десять лет, а ребенку не стыдно бояться темноты. Шульдих бормотал во сне, и метался, и спихивал с себя одеяло.
...
На обратном пути из магазина — мягчеющий битум исходит испариной от жары, зыбкое марево над — Шульдих вдруг заявляет:
— Я бы сейчас кого-нибудь пристрелил.
— Под твоим пиджаком пистолет не спрячешь. — Наги практичен, как и всегда.
Взгляд Шульдиха в ответ — да ну? — и губы скользкие, сиропно-липкие после ядовито-оранжевого мороженого.
— Ха, глянь. — Он забирает палочку у Наги из рук, когда тот приканчивает свою порцию. — Тут написано, ты выиграл.
— Поехали лучше на море, — предлагает тогда Наги, чтобы его отвлечь.
Они перемахивают через турникет, чтобы не платить, и как раз успевают на электричку из Токио, а потом делают пересадку в соседнюю префектуру — до самой конечной, туда, где всё — сплошь усталость, и пустыри, и воняет заброшенными складами. Там одинокий ларек, торгующий сэндвичами в целлофане, и креветочные сети над вытащенными на берег лодками. Шульдих с Наги бредут вдоль берега, проминая плотную химическую пену у водной кромки, кидая окатыши в море.
— Идиоты, что сюда поперлись, — замечает Шульдих.
— Извини. Я просто... задумался, — вздыхает Наги в ответ.
Шульдих идет дальше по пляжу, и он глядит вслед. На немце мятый лиловый пиджак с закатанными рукавами, так что видна загрубелая кожа на сгибах локтей, вся истыканная иголками.
— Не то, что ты думаешь, — сказал ему как-то Шульдих, когда Наги чересчур засмотрелся. — Это лекарства.
Просто... задумался. После того, как рухнул маяк, он их всех вытащил — по крайней мере, Кроуфорд так сказал; сам он ничего не помнил — а потом проспал целую неделю.
— Жутко было, знаешь, — Шульдих как всегда поймал его мысль. Мы думали, ты уж и не проснешься.
— А. — Никогда не спрашивает разрешения, прежде чем влезть в чужую голову. Со всеми так — и по-взрослому бы стоило не обращать внимания, наверное, но. Наги кое-что от него хочет. И знает, что Шульдих от него чего-то хочет; чувствует — как стянутую медную пружину, когда закрывает глаза.
Он мог сейчас закрыть глаза, но все равно видел. С тех самых пор, как пробудился после маяка, это ощущение появилось... и мерцало, притягивало — то, что раньше казалось скрытым. Сила, на самой грани осязания, как пятна от солнца, когда сожмуриваешь веки. Почти как предвидение. Тоже психометрия, конечно, только новый потенциал.
Потом он начал давать Шульдиху отпор, когда тот вторгался в его внутреннее пространство. И всякий раз Шульдих в ответ усиливал нажим — хотя раньше бы просто посмеялся, или отыгрался в мелочах при первой же возможности. Бред, конечно, но все равно тем летом заняться было нечем. К сентябрю Наги опять придется то и дело оглядываться через плечо, бросаться шифрованными фразами, — и, может, купить себе приличной одежды, такой, чтобы легко гладилась. Кроуфорд предложил ему еще немного поработать независимо, для тренировки, и Наги ответил да.
По пути домой, на вокзале, желтый свет заливал все вокруг, хоть и не разбавлял густоты сизо-серых теней. Волоски на коже казались золотистыми, а грива Шульдиха — какой-то выцветшей. Так и сидел, примолкший, лицо наполовину в тени, и не понять, о чем думает, и только дым сочился струйкой изо рта.
Наги топтался перед дверью, ногой скидывая со ступенек дохлых жуков, пока Шульдих возился с замками.
— Эй, знаешь что... — начал он.
Шульдих рявкнул в ответ, недослушав:
— Что? — Вполоборота. — Ты меня сегодня задолбал, недоумок.
— Ты... — Да хватит уже.
Шаг вперед, и он прижал его к стене прямо здесь, у входа в дом, одной рукой за запястье, другой за плечо. С ума сойти, что он и правда это мог, что это было вроде как нормально. И оба застыли, напряженные, почти соприкасаясь. От неожиданности. Сами не зная, чего дальше ждать.
А потом Шульдих улыбнулся-ухмыльнулся, то ли в поддержку, то ли в насмешку — Ну и? — и тут уж он устоять не смог, и начал его целовать, жестко, толкнув назад, так что волосы Шульдиха нимбом распластались по кирпичам. На вкус там был пот и была соль, и еще какая-то приторная химическая дешевка, которой от него обычно пахло — дезодорант, сигареты, вишневая мятная жвачка. А воздух вокруг гудел от цикад, и трещали, остывая, разогревшиеся за день водосточные трубы.
...
Шульдих. Тощий как хлыст и не подарок в постели; он потешался над Наги за его неловкость, совсем запросто и почти по-братски, но все равно жестоко. Хотя в какой-то мере так было даже проще. А во рту остался привкус грозы — Наги лишь потом заметил подсыхающую кровь у Шульдиха на нижней губе.
Он мог бы его убить. Нет, правда, мог бы — надавить чуть сильнее, в нужный момент — и Шульдих бы даже ему позволил. Может, его вообще такие вещи заводили; этого Наги не знал. Сейчас он слышал снизу шум — вернулись остальные. Почти совсем стемнело. Простыни местами стали неприятно липнуть, но подняться, не тревожа Шульдиха, он никак не мог, а тот вырубился напрочь и теперь что-то бормотал под нос, совсем как раньше, когда он оставлял Наги у себя, и тот просто спал рядом, и ничего больше.
...
Addendum (сентябрь)
— Так, значит, трахаешься с ним?
— Шульдих. Не все такие извращенцы как ты.
— ...
— Он сказал, мне там найдется место. Гарантированная работа, а не случайные контракты. Разумно.
— Тебе он нравится?
— Ты злишься.
— Говоришь, как Кроуфорд.
— Тебе же нравится Кроуфорд. С чего ты на меня злишься? Я надеялся, ты будешь доволен. Можно подумать, я на край света уезжаю. Шульдих...
— Ладно. Так что он из себя представляет?
— Мне кажется, он... интересный, понимаешь?
— Интересный, как та мертвая девчонка?
— Не будь таким ребенком. Шульдих, ну, пожалуйста. Посмотри на меня, Шульдих. Шульдих...
— мм...
— ...
— ... эй. Эй, а ну прекрати.
— Ладно. Извини.
— ...
— Шульдих, слушай, дай сигарету.
— Ну да.
— Ну да.