ой-оооооо!!!!
kichen
| вторник, 24 октября 2006
еще! еще!! еще!!! и — КАКОЕ...))))))))))))))))
Автор: Undel
Фандом: WK
Жанр: Romance, Angst
Рейтинг: PG-13
Пэйринг: Брэд /Шульдих.
читать дальшеКомната, улыбка, тайна
1. Запах.
Брэд состоит из запаха табака и черного кофе. Хорошего твида, в котором курили табак и пили черный кофе. Одеколона. А еще – денег.
Деньги – лучший в мире запах.
Шульдих не пахнет ничем. Он избегает запахов. Они его раздражают и отвлекают, а ему необходимо быть сосредоточенным. Поэтому дом надо проветривать. Однако в помещении не должно быть слишком холодно. За этим надо следить, поэтому Шульдих считает, что ему тяжело живется.
Фарфарелло пахнет кухней. В обычные дни он пахнет уютно – домом и едой. А еще мыльной пеной. Детским мылом, натертым на терке: Фарф знает немало полезных рецептов. Все современные средства для мытья посуды с отдушками, а отдушки – не для этого дома. Все помнят про Шульдиха? – Он не даст о себе забыть.
Наги старается ничем не пахнуть. Он подросток, ему сейчас все сложно. Как будто в чистую воду добавили туши – стоит пошевелиться, черный завиток разойдется и станет мутью. Наги принимает душ по шесть раз в день. Зубная паста и мятные пастилки. Дезодоранты без запаха. Он завидует Шульдиху.
2. Одежда.
Шульдих одевается ярко. Эта яркость – как окраска древесных лягушек или тропических змей. Тех, о ком пишут «смертельно опасен». Странное сочетание: ядовитые цвета и натуральные ткани. Только натуральные – еще один пунктик Шульдиха. Чтобы его кожи не касалась синтетика. И никаких ароматизированных порошков. Ни «морозной свежести», ни «летнего луга», ни, тем более, запахов специй. Ванилью и корицей могут пахнуть только ваниль и корица. Булки, выпечка. Шульдих готов об этом рассказать.
Фарфарелло одет так, как ему удобно. Обычно это одежда без рукавов. Будто ему важно видеть свои голые руки, чтобы знать, что они достаточно сильны. От того, что ему неудобно, Фарф способен избавиться за несколько секунд. Но при необходимости согласен терпеть и неудобную одежду. Иногда Кроуфорд думает, что это относится и к смирительной рубашке. Терпение – одна из воспитанных в Фарфарелло добродетелей.
Одежда Кроуфорда – продолжение его статуса. Здесь нет понятия дорого или дешево. Как в ресторанах, где в меню не проставлена цена: если вы приходите сюда, значит, сумма не имеет значения. Поэтому одежда Кроуфорда – это просто одежда Кроуфорда.
Наги носит школьную форму, он ходит в ней и после занятий. Форма из натуральной ткани. Шерсть. Только не мягкая, а жесткая: воротник-стойка натирает шею. Форма сковывает движения: стоит потянуться – и Наги всем телом ощущает границы. Сейчас ему это важно.
3. Улыбка.
Кроуфорд улыбается, словно протягивает руку для рукопожатия. Он покровительствует улыбкой: «Брэд Кроуфорд». Его ладонь всегда сверху.
Фарфарелло улыбается, будто здоровается на чужом языке. Бедная мимика – следствие его болезни. Поэтому улыбка выглядит неестественной. Но иногда – очень редко – он улыбается по-настоящему. И тогда становится заметно, какие у него мягкие губы, какое детское лицо. Куда более детское, чем у Наги. В такие моменты шрамы по-настоящему уродуют Фарфарелло, а Кроуфорд приглядывает за ним внимательнее.
У Шульдиха тысяча улыбок. Большинство из них – для выражения недовольства. Он стоит, сложив руки на груди – никаких рукопожатий. Его улыбки, как и одежда, не для того, чтобы привлекать к себе. Не подходи. Не трогай. Пожалеешь. Есть улыбка-угроза, улыбка-претензия, улыбка-высокомерие. Как улыбается Шульдих, когда ему хорошо, знает только Брэд Кроуфорд.
Наги улыбается одними губами, очень вежливо. Его не назовешь веселым. Зато он серьезный, ответственный и на хорошем счету у учителей.
4. Комната.
Комната Фарфарелло похожа на келью. То есть, Кроуфорду кажется, что она похожа на келью. На самом деле комната – копия той, где Фарфарелло жил в приюте. Она ничья, в нее может зайти любой.
Кровать заправлена, подушка поставлена уголком: так и видятся длинные ряды таких же кроватей. Очень чисто. На полу ни соринки. Память цепко держит все, чему его когда-либо учили. Его приучили быть аккуратным.
Комната Шульдиха – большая гардеробная. Дорогая обувь, одежда, ремни, шейные платки валяются вперемешку на полу, на стульях, на кровати. Когда Шульдих приходит спать сюда, он одним широким жестом сбрасывает их вместе с покрывалом. Эти вещи заслуживают лучшего обращения, но они не держат на Шульдиха зла. Ему достаточно один раз встряхнуть, и вещь опять как новая.
Из груды денима, шелка и вельвета черным боком блестит пистолет. Уважения к нему не больше, чем к одежде. Шульдих столько раз ронял его на пол – остается надеяться, что и пистолет его не подведет.
Комната Наги такая, какой ее сделал Кроуфорд. Кажется, там на несколько градусов холоднее, чем во всем доме. В комнате есть письменный стол, кровать, компьютер, шкаф. Что еще нужно подростку?
Наги не думает, что выбрал бы сам. Он просто пытается соответствовать.
Комната Кроуфорда – кабинет и библиотека. Когда там нет Шульдиха, она открыта для всех: можно зайти, взять книгу, спросить о чем-нибудь – и не быть неуместным.
Но если там Шульдих, для остальных комната исчезает. Можно сколько угодно стоять под дверью – никто не откроет.
5. Утро.
Фарфарелло просыпается потому, что кончилось время сна. Без полутонов – как включить и выключить рубильник. Он встает раньше всех в доме.
Наги встает по будильнику, выныривая из сна, словно рыба из глубины. Жарко, душно – Наги спит, накрывшись с головой. Надо сбросить одеяло и позволить холодному воздуху комнаты разбудить себя, но темнота не хочет отпускать. Стоит опустить голову – и она примет Наги, подхватит и покажет то яркое, долгожданное, ради чего он ночь за ночью плывет по этому сну. Еще чуть-чуть, совсем близко…
Будильник будет звонить, пока Наги не сядет на кровати, тяжело дыша и тараща глаза в пустоту.
…С утра ему мучительно хочется спать.
Кроуфорд просыпается сам: привычка людей, встающих в определенное время. Осторожно поднимается, выходит и закрывает за собой дверь. Он не хочет потревожить Шульдиха: тот и так спит слишком чутко. За дверью на секунду останавливается и прислушивается – в комнате тихо. Шульдих не проснулся.
На самом деле Шульдих всегда просыпается. Он лежит неподвижно и ждет, когда Кроуфорд спустится вниз. Тогда Шульдих – так же, не открывая глаз – перекатывается на его место. И, уткнувшись лицом в его подушку, в его тепло и запах, засыпает уже по-настоящему, крепко, до позднего утра. Он будет спать, пока не выспится.
6. Арифметика.
День начинается с того, что Фарфарелло готовит завтрак.
Яичница с беконом, тосты и кофе. Четыре одинаковые порции. Всегда одинаковые – Фарфарелло справедлив. Если завтрак не съедят, Фарфарелло не расстроится: просто выкинет его и вымоет тарелку. Главное, чтобы в половине восьмого еда была на столе.
Они сидят втроем, без Шульдиха – так рано его не поднимешь. Кроуфорд разговаривает с Наги, спрашивает о школе.
Три – хорошее число.
Если к ним присоединяется Шульдих, число рассыпается. Получается два, один и один. Два – это Кроуфорд и Шульдих. Они могут почти не замечать друг друга, но находиться рядом с ними – все равно, что стоять перед закрытой дверью.
Однако обычно Шульдих пропускает завтрак.
Он проснется поздно, часов в двенадцать. Зевая, пройдет по дому, хлопнет дверцей холодильника. И уже к часу в дом на отшибе принесут роскошные коробки, где будет все, как описано в буклете: натуральное, грубого помола, без красителей и эмульгаторов. Яблоки без слоя воска на кожуре, настоящая клубника – мелкая, пахнущая на весь дом. Долой сою и модифицированные продукты. Здоровое питание – очередная блажь Шульдиха.
7. Будни.
Кроуфорд работает. Этот тезис не нуждается в доказательствах. Он работает постоянно. Можно не видеть его, не знать, где он в данный момент, но в одном можно не сомневаться – Кроуфорд занят. Он один из атлантов, которые держат на плечах небесный свод.
Что бы ни делал Шульдих, он старается не утратить праздного вида. «Мысли людей сладкие, как мед». Читать их – развлечение. Это и в самом деле развлечение. Почти такое же, как танцевать балетную партию. Что может быть легче танцев?
Хороший день Фарфарелло проходит в трудах, которые можно назвать праведными. Фарфарелло ведет дом – он сам выбрал себе это занятие. Рутина необходима, она держит надежнее любых лекарств. Одни и те же заботы, одни и те же маршруты. Скудного набора японских слов хватает Фарфарелло, чтобы выбрать товар в магазине и расплатиться за покупку. Там давно не замечают его увечий и приветствуют как знакомого.
Дома он готовит, моет, строгает детское мыло для следующей уборки. Или вытирает пыль – этим можно заниматься бесконечно. Иногда на его лице появляется странное блуждающее выражение – будто он пытается кому-то подражать. Если бы Кроуфорд это видел, он запретил бы ему уборку.
День Наги беспросветно длинный. Он проводит его в школе.
Наги сидит на заднем ряду. Черные затылки других учеников – как икринки в банке. Под монотонный голос учителя Наги смотрит в окно. Там высокое дерево, ветка наискосок перерезает небо. И кажется, что нет ни неба, ни дерева, а есть просто картинка на стене. Тихо гудят лампы под потолком. Не верится, что где-то есть воздух, который еще не сдышали. Глаза закрываются сами собой, голова опускается на грудь. Но воротничок врезается в шею. Наги вздрагивает и выпрямляется. Он не спит.
И не хочет домой.
8. Миссия.
Это особые дни, с правильной арифметикой, когда четыре равняется четырем. Шварц вместе, они обезличены и равны.
Фарфарелло выбирается из паутины привычек. Потом он опять оплетет себя, но сейчас ему это не нужно. Он – оружие, а потому не безумен.
И Наги не подросток. Он смерть, он может все. И знает, насколько необходим. Смертью быть гораздо проще.
Шульдиха почти нет. Он – функция: принимает и передает сигналы. Телепат на своем месте и не пытается занять место других.
И только Кроуфорд прежний. Даже больше: кажется, именно на миссии он проявляет себя в полную силу. Если остальные – оружие, то Кроуфорд – тот, кто сражается.
Когда их четверо, они непобедимы.
9.Тайны.
Тайна Фарфарелло в том, что его имя – не Джей. Джей – только первая буква имени. Это намек и обещание: Фарфарелло приятно о нем помнить. Он катает имя на языке, как стилет в ладонях. Но осторожно, без крови: эти раны он подделывать не будет.
Кроме того, имя не имеет значения. Когда тот, кого он так ждет, позовет его, то обратится не по имени, а как звал всегда: «Мой возлюбленный сын».
Тайна Шульдиха в том, что он счастлив и не хочет ничего менять. Шульдих – консерватор: он не верит в перемены к лучшему.
А еще Шульдих суеверен и боится, что если он покажет, что все в порядке, случится что-то плохое. Ему кажется, он обманывает высшие силы, которые только и ждут, чтобы нанести удар. Он не верит, что они могут быть благосклонными.
Шульдих лелеет свои пунктики: они позволяют ему быть недовольным миром.
Тайна Кроуфорда в том, что он влюблен. Это его слабость, но Кроуфорд не пытается от нее избавиться. Он рад, когда закрывается дверь, и они с Шульдихом остаются одни.
Когда их, как прибоем, опрокидывает в постель, и Кроуфорд сбрасывает с плеч небо, позволяет Шульдиху стать старше, избавить себя от забот – ненадолго, на время.
Кроуфорду так легко, что хочется смеяться.
А потом ему становится тревожно. Словно он пропустил что-то важное. Какую-то беду, которая придет, потому что он позволил себе отвлечься и забыть об остальных. Тогда Кроуфорд идет к Фарфарелло, подмечает больничную чистоту его комнаты и новые бинты на руках...
Он успокаивается в своей тревоге.
Он знает, откуда ждать удар.
А у Наги нет тайн. Ему просто снятся сны. Глубокие, как море, яркие, завораживающие. И каждый из них обещает смерть Шульдиху.
Наги видит кровь на рыжих волосах, на одежде, на крыльях стрекоз и бабочек. И улыбается, и смеется особым легким смехом – похожим на тот, которым смеется Кроуфорд за закрытой дверью своей спальни.
Потому что Шульдиха нет, больше нет, а Наги рядом. И сейчас откроет эту дверь.
А дальше… дальше сны опять невинны. Наги залезает в постель, где тепло и уютно. Пусть другие стоят перед закрытой дверью. Другие смотрят на ветку за окном. А Наги здесь, он просто спит. За окном светлеет, он пропускает и первый, и второй урок…