под катом — отчет о воскресной салонке, маловнятный и сильно запоздалый... но уж как вышло, сорри))

итак.



читать дальшеиграющий мастер — вообще хрень маловнятная... мастер, играющий бога, играющего персонажами, которых придумал мастер, которых играют люди, которые... тьфу, запуталась окончательно — но в общем это одна из причин, почему у меня проблемы с пост-игровым отчетом))



а при этом у бога еще то ли творческий кризис — то ли просто съеденный моск и полная апатия... о да, детка, да! как там недавно сказал Амон? дайте две — нет, унесите четыре...?)))) примерно так, ага, именно — и застрелиться из собственного мизинца!



так что же это в итоге было?...



для меня лично — вышло странно)) сперва хотелось — когда карваевка только задумывалась — для себя: игры об одиночестве, непонимании, о стенах между людьми, отсутствии возможностей для коммуникации, общего языка и так далее...

потом неожиданно всплыли религиозные мотивы — и поперла моя давняя любовь к католичеству, совсем уж ни в дугу и ни в тую...



а в итоге... сама игра оказалась о пустоте — и о творчестве... и о надежде, что уж совсем странно — но факт.



собственно, приметы были изначально — я просто не умела их заметить))



суть в том, что я не умею творить в одиночку — у меня нет концептуального мышления, сюжеты, сложные ходы, взаимосвязи — это всё не мое... и кроме того я в одиночку не горю — нет внутреннего "искрителя"... так что был момент, когда просто я сказала "стоп-игра", ничего не будет, идея разваливается на глазах — и это играть нельзя))

...и тут пришел Амон))))))))))

ну и завертелось — как-то... так... вычурно и странно... сейчас уже даже толком не вспомнить, что конкретно, из чего и когда — но это было хорошо)))



собственно, мы и на игру хотели выходить парой: богом/дьяволом... вот только случился упс — и "бог" остался один...



и катастрофически провис))))))



это было странное ощущение на самом деле — почти всю игру, вплоть до самого конца...

состояние глобальной летаргии — причем я _абсолютно_ этого не осознавала........... вплоть до того момента, пока персонаж не _проснулся_...



нет, Джо не притворялся пьяным... и бог не притворялся пьянчугой-Джо... это то, что, собственно, я сама поняла уже только сейчас: был искусственно скукленный мир, "зачерпнутый ложной" и скомканный — до размеров одного аэропорта в несуществующем городе... и был точно такой же "скукленный" бог — сам себя толком не осознающий, вообще _не рефлексирующий_, с вакуумом в мозгах, с полным отсутствием реакций на происходящее, внимания, понимания, чего бы то ни было...



Джо странствовал по своим "владениям" — наподобие призрака... слушал там, смотрел здесь... и я клянусь — я не помню _ни-че-го_ из того что происходило в игре прямо рядом со мной — до тех пор, пока не обращались ко мне лично и не требовали чего-то конкретного...



забавно, что определить цену обращения в "информбюро" Джо _физически_ не мог в игровой зоне: он просто не мог там думать! приходилось выходить в чилл-аут, где решение приходило сеукунды за три — и только тогда возвращаться обратно... в серое ватное безмыслие Джо.



он ничего не хотел... он смотрел на людей — и вообще их не видел... он пытался проявить хоть какое-то подобие интереса, но терял нить происходящего — причем сам не замечая когда: у меня было несколько моментов на игре, когда я реально обнаруживала, что не помню, как оказалась в комнате или на кухне — и что происходило до этого...



иногда ему становилось смешно — люди привлекали внимание... но так странно...

особенно когда они начинали задавать вопросы........

нет, он не нарочно извращал смысл спрошенного — так чтобы не дать ответа... странным образом — он досадовал, что они не могут спросить нормально — он думал, что дал им речь... но за столько тысяч лет они даже ею пользоваться не научились... он как ни странно в тот момент даже не думал о том, что будь на его месте дьявол — тот вел бы себя с вопрошающими точно так же...



странным образом, именно дьявол начал его пробуждать... да, те самые смс-ки... они были совершенно непонятны: Джо их получал, читал — а потом начинал ругаться матом, как и положено пьяному работнику заштатного аэропорта... в посланиях были насмешки, там были оскорбления, там были упреки — а он совершенно не мог понять, чего от него хочет тот, кто с ним говорит... потом он встряхивался — и отвечал... и чувствовал что-то странное, как будто он не на своем месте, как будто он забыл что-то очень важное, как будто он делает что-то совершенно не то... но это было слишком расплывчато — и только раздражало, не побуждая ни к мыслям, ни к действиям.



а потом пришла женщина и взяла гитару... и он вспомнил, что, кажется, недавно зачем-то дал ей новые струны — просто так: потому что в самом начале она так безутешно плакала в кухне, она была неустроенной и несчастной, он помнил, что ему стало ее жалко — может быть единственная эмоция за всё время... и он дал ей струны — а потом вспомнил об этом... и зачем-то предложил спеть.



и _проснулся_ — на втором куплете... и едва смог дождаться конца песни — потому что прерывать было наверное все-таки невежливо, но он точно знал, что ждать совершенно невозможно, потому что нужно срочно — срочно! — сделать то, что важно: забрать себе этот огонь.



и забрал. совершенно эгоистично — просто потому что ему этот огонь был нужен.



нет, не проснулся до конца... но совершенно определенно изменился.



нет, жалости не почувствовал, и силы любить тоже, и никаких иных особых побуждений — но... почувствовал... не знаю... интерес к окружающему?... просто желание _двигаться_?... что-то... это трудно, это настолько неуловимо, что описать невозможно, потому что огонь был еще... ну как спичка, наверное — и с полным шансом погаснуть...



Салли было... нет, не _жалко_ — но как-то... правильно — гладить по щеке и говорить "пустая... совсем пустая..."



остальные — их просто надо было отпустить...



было немного холодно, немного непривычно — просыпаться... немного дрожали руки...



...да, и все-таки еще раз: рывок нитки по руке — мой собственный ритуал выхода в этот раз, наверное... во всяком случае — не просто так...







богу снился сон — вот, может быть... возможно... вероятно... я не знаю...





* * *



это очень хреновый отчет, я знаю))) потому что на самом деле дофига сколько много следовало бы сказать о том, как отлично все играли — о-ох, чистая правда! — и какая радость была для меня, что оно получилось вот так, гораздо лучше чем могло бы... и только благодаря игрокам,

безусловно))))



и мне безумно жаль, что с нами не играл Амон... и конечно Митос... потому что — ну в общем потому что да...



и наверное массу всего можно было бы сделать лучше — и следовало бы — но я действительно не ахти какой мастер, и.

нет, я серьезно говорила сегодня: впредь только подмастерьем, я правда поняла, что оно не мое...



но в общем всё это отдельно — оно пожизнёвое, а не игровое...

игровое осталось где-то болеть глубоко внутри — не знаю, я с ним до конца еще не разобралась... это наверное продолжение платы за наглость — потому что нельзя брать себе такие роли, за это бьют тапком по физиономии — и правильно делают, что.





но... мне было... хм, наверное все-таки хорошо...

запись создана: 25.10.2006 в 01:01

а вот!!!!! Котя Хелла написала для меня... написала ДЛЯ МЕНЯ... НАПИСАЛА для меня... оооооо, дааааааа........





она... написала... для меня... РУФУС/ЦЕНГОВ!!!!!!!!!!!!!!!!!!



ВОТ!







читать дальшеПодслушивать, конечно, нехорошо.

Но женское любопытство – страшная штука, которая может подтолкнуть и не на такие преступления. Особенно – скучающую продавщицу в супермаркете.

Особенно, если один из посетителей – совершенно роскошный молодой человек в элегантном черном пальто… Кэтти обожала длинные пальто на мужчинах, вне зависимости от их – мужчин, а не пальто – возраста.

- Тратить такие деньги – и ради чего? – тон был сухой и бесстрастный, но в нем проскользнула нотка раздражения?

Его спутник поправил небрежно накинутый на голову капюшон. Странная какая парочка.

- Я не собираюсь по новой начинать этот спор, - скучным голосом сказал он. – Как тебе вот этот кусок?

Красавец в пальто отвернулся, толком не взглянув на витрину.

- Это вырезка из чокобо. К тому же, сдохшего от старости.

Кэтти это задело. Конечно, настоящее мясо было дефицитом, потому и стоило на вес золота, но торговая компания их уровня не опускается до таких обманов.

- Люблю, когда ты злишься, - по голосу было ясно, что тип в капюшоне насмешливо улыбается, но Кэтти по-прежнему не видела его лица, на пятый раз протирая отполированную стойку рядом с весами.

Комментарий явно задел мужчину в плаще, и тот медленно вздохнул, словно насильно избавлялся от скопившегося недовольства.

- Это ты все еще злишься, - уже мягче сказал он. – Почему? Я извинился.

- Нет, Ценг, - парень наконец скинул капюшон и пошел вдоль витрины, разглядывая небогатый, но аккуратно оформленный ассортимент. – «Извини» говорят, когда безголовые сотрудники оставляют в машине чемодан, набитый компроматом. Или когда сопливые мальчишки лезут в герои и случайно пробуждают опасный инопланетный организм. Или, на худой конец, когда сходят с ума и вызывают метеор, способный разнести к Шиве половину планеты… - задумчиво промурлыкал он, внимательно изучая очередной кусок мяса. Светлые волосы частично скрывали лицо и повязку на лбу, но Кэтти его внешность показалась смутно знакомой.

- А мое преступление, разумеется, можно искупить только кровью, - не удержался от спокойно-язвительного комментария его спутник.

- Кровью, - равнодушно кивнул парень с повязкой и недобро улыбнулся. – На худой конец – кровью с бифштексом. Да, вот этот подойдет.

- Это не филе.

- Да все равно, - светловолосый парень поднял лучистые, пронзительно-синие глаза и улыбнулся. Кэтти почувствовала, что всем сердцем тянется навстречу этой теплой улыбке, которая словно сделала ее центром вселенной. – Мы его возьмем.

Парень отвернулся и все вокруг словно потускнело, когда улыбка сменилась спокойным взглядом на спутника.

- Расплатись и отпусти машину. Я хочу пройтись пешком, - он развернулся и пошел к выходу, не дожидаясь подтверждения – очевидно, привыкнув командовать.

Упаковать мясо, снять деньги с кредитки заняло не больше полминуты, но красавец в черном нетерпеливо оглядывался через плечо, хмурясь, и стремительно направился к дверям, едва оставив аккуратный росчерк на чеке.



- Руфус! – он миновал несколько зданий, закрывшихся магазинов, когда Ценг догнал его. Руфус остановился, исподлобья наблюдая, как вутаец приближается быстрыми шагами – и напрягся внутренне, словно ожидая от разгневанного Турка пощечины.

Но Ценг ограничился тяжелым взглядом и прошел мимо, немного замедлив шаги.

Руфус молча пристроился рядом, покосившись на бумажный пакет в руках вутайца.

- Я просил отпустить машину, - без укора, он просто констатировал факт. Ценг так же молча свернул к дороге, сделал едва уловимый жест рукой.

Черная машина плавно затормозила у присыпанного мокрым снегом бордюра и стекло поехало вниз.

- Отвезите это в особняк, - Ценг отдал пакет Рено. - Мы с президентом… прогуляемся.

Рено с Рудом переглянулись, но повиновались без единого вопроса. Лимузин бесшумно снялся с места, прошуршал снежно-грязными брызгами и скрылся за поворотом.

Ценг молчал – за черные пряди цеплялись крупные хлопья. Руфус вздохнул и подошел ближе, потерся щекой о мокрый от снега ворс пальто. Ценг снял перчатку и провел теплыми – почти горячими! – пальцами по щеке, по шее.

- Прогуляемся? – вздох, почти виноватый. Но только – почти.

- Темно же, - напомнил Ценг, но отодвинулся. – Капризный мальчишка.

Руфус усмехнулся и зашагал рядом, аккуратно обходя лужи.

- Капюшон, - снова напомнил вутаец, вкладывая в одно слово всю тираду про ослабленный организм, жесткие наставления Валентайна и собственную тревогу.

- Квохчущая мамочка, - машинально, но как-то слишком рассеянно парировал Руфус. Ценг умолк.

Чем дальше они удалялись от бывшей окраины, а ныне – почти-центра, тем неуютнее и темнее становилось вокруг. Хлопья снега прятали в тенях остовы полуразрушенных зданий, скалящиеся черными провалами окон. Дороги сколько-то расчистили, но на тротуаре приходилось то и дело переступать и обходить осколки арматуры и куски бетона.

- Куда мы идем? – Ценг, не выдержав, устало вздохнул. За последние три месяца он четко усвоил – измотанный болезнью бессильный Руфус медленно, но верно превращается в коварного, упертого и своенравного президента корпорации Шинра. Некоторые его капризы давали потрясающий эффект, но это вызывало у вутайца еще большую досаду.

- Не узнаешь? – не оборачиваясь, спросил Руфус. – Ну да, мы же здесь всегда ездили на машине…

Закравшееся в душу подозрение обернулось уверенностью, когда Ценг прищурился и глянул по сторонам, пытаясь представить себе как эти разрушенные здания выглядели бы из окна автомобиля.

А еще через десять минут они вышли к площадке – здесь, где заканчивались опоры полуразрушенного плата, свистел ветер.

Руфус остановился у провала – казалось, что внизу бездна и только смутно угадывались конструкции нижних уровней, остатки коммуникаций.

Ценг медленно подошел и встал рядом с Руфусом. С президентом. С владельцем мертвого города-призрака. Даже спустя почти три года смотреть было не очень весело, и Ценг отвел взгляд, только теперь заметив, что Руфус без перчаток.

Выругавшись тихо, он начал стаскивать свои, но Шинра упрямо мотнул головой.

- У тебя руки замерзнут.

- А у тебя отвалятся, - тихо огрызнулся вутаец, но Руфус молча притерся к нему боком и, напряженно фыркая, засунул узкие ледяные ладошки в перчатки Ценга, отогревая пальцы о его горячие руки.

Турк молча прикоснулся щекой к разлохмаченным ветром прядкам.

Снег все падал, собирая белые шапки на всех выступах.

- Ценг, - Руфус заговорил тихо, но жестко. Вутаец не видел, куда он смотрит, но догадывался. – Я собираюсь отстроить город. Здание за зданием. И начать с этого.

- Забавное желание.

- Это не желание. Это намерение.

Ценг вздохнул. И сказал:

- Четыре миллиарда гил.

- Четыре… что-о? - Руфус вдруг замер. Как-то недобро.

Вутаец снова вздохнул – в воздухе ощутимо запахло скандалом.

- Я… не успел тебе сказать. Подрядчики провели расчеты и почти закончили подготовку документации на восстановление Шинра-билдинг.

- Что-о?! – Руфус медленно отодвинулся, высвободил руки и обернулся, прожигая вутайца взглядом.

- Извини, - быстро сказал Ценг.

- И ты думаешь отделаться от меня простым «извини»?!

- А разве ЭТО преступление не приравнивается к вызову метеора для уничтожения планеты?

- Ты со мной даже не посоветовался! – Руфус наступал и Ценгу пришлось сделать несколько шагов назад. Потом еще.

- Но я же извинился. И еще не поздно все отменить, - вутаец, отступая, запнулся и потерял равновесие – безжалостный президент не замедлил этим воспользоваться и прыгнул, сбивая с ног, роняя на припорошенный мокрым снегом асфальт.

- …! – выдохнул Ценг, жмурясь от боли в спине

Руфус, игнорируя ругательства, навис над ним, взял за ворот пальто.

- Ты украл нехилую сумму с моего счета _и_ наступил на тентакль моей собаке, - взгляд его стал задумчивым. – У тебя есть несколько секунд, чтобы придумать, почему я не должен тебя затрахать до полусмерти.

- Потому что здесь холодно? – безнадежно вопросил Турк, и рванулся, опрокидывая Руфуса на лопатки, подминая под себя. – Мне очень жаль, господин президент, - официально обратился он. – Я готов принести вам свои глубочайшие извинения.

- Начинай, - прошептал Руфус в ответ и безжалостно притянул его за черные пряди в поцелуй.

Они были слишком заняты, чтобы увидеть как на нижнем уровне зажглось уличное освещение нескольких небольших кварталов. Несмотря на погоду, там полным ходом шла подготовка к реконструкции.

самое приятное — это когда подарок не только одному себе, а когда....... ну в общем — вот))))))

(Amon — да-да-да, именно — ОНО, читай)))))))))))



и огромное, огромное спасибо Osmonruna — автору этого подарка!!!!!!



___________





Критический обзор+приложение видеоклип

Автор обзора и клипа: osmonruna

Название фика: Две пули

Авторы: Amon, ki-chen

Фандом: You're My Loveprize in Viewfinder

Пэйринг: Асами/Фэйлон (основной)

Рейтинг: NC-17

Жанр: ангст, драма

Примечание: подарок ki-chen на ДР, в клипе использована музыка А.Вивальди



читать дальше/Выходит к доске, поправляя на носу очки и раскладывая на кафедре тезисы/



Что явно отличает массовую беллетристику конца 20- начала 21 века? Политизация и кинематографичность сюжетов, появление образов магнатов и банкиров, крупных мафиози и бандитов, игровое начало в структуре, обилие экшн-сцен, эротизм. Принято считать, что сетевая литература через фикрайтерскую рецепцию известных художественных произведений, фильмов или аниме доводит эти тенденции либо до абсурда юмористического (нет ничего смешнее, чем читать убогий фик с претензией на гениальность), либо, что чаще, до абсурда трагического.



На исходный текст или фильм читатель-фикрайтер смотрит как на игрушку, точнее, глазами игрока, задумавшего свою игру и подбирающего для нее подходящий инвентарь. Игра с текстом-сюжетом аниме или манги становится аналогом свободного творчества, реализуемого через читателя-игрока. Этот читатель должен обладать определенным опытом, возможностями и устремлениями, талантом и желаниями, владеть техникой и психологией игры, чтобы выразить себя в фикрайтерстве. Чаще всего или не хватает способностей, или он движется в сторону лубочности, китчевости – примитивизации исходного материала с акцентированием ярких точек, поддерживающих остроту ощущений: слэш-эротизма, агональных или ангстовых сцен.



Редчайший случай, когда автор вторичного текста использует первичный сюжет, героев, мир исходника как точку отталкивания, возможность самовыражения и самореализации через понимание – интенсификацию умственной интенции при строительстве своей картины мира, конструировании своих категорий мироотношения и миропонимания.



/Проговорив, лектор ужаснулся! И начал почти по-русски/



«Две пули». Авторы: ki-chen/Amon. Вот нетипичный пример того, как фик перерастает исходный материал. Взята эффектная, яркая, эротичная (даже чересчур эротичная) манга You're My Loveprize in Viewfinder . В ней соблюдены все законы массового искусства, что сориентированы на популярность. «Две пули», как мне кажется, на популярность претендовать не могут, хотя и продолжают традицию криминального триллера. /Отмахивается от летящих в его сторону тапок/ Это творение ki-chen и Amon, пожалуй, наименее читабельное из всех прочих, что отнюдь не свидетельствует о недостатках текста. Просто эта вещь оказалась слишком сложной для рядового сетевого читателя. Стоп, скажете вы, как же так? Динамизм и непредсказуемость сюжета, ангстовость, яркость и изобразительность слэш-эротики, БДСМ. И все же…

Во-первых, убит очаровательный малыш Тао. Убит изощренно жестоко. Цитировать не будем.

Во-вторых, кого-то нам напоминают эти герои. Длинноволосый, гибкий, рано взявший на себя ответственность за «Бэй-ше» Фэйлон, и жесткий, безжалостный, но в глубине (где-то очень глубоко) способный на искреннее чувство Асами. Повтор типажей, встречавшихся у авторов ранее, и даже сцен (к примеру, с ранением, купанием или расчесыванием волос) вряд ли сработает на популярность фика. Аналогичный повтор наблюдается и в конструкции: показ событий дается со сменой точки зрения, сначала глазами одного, затем другого персонажа.

И, наконец, главное: то, что было предельно просто, слащаво-узнаваемо в манге – любовь-морковь (Ах, меня изнасиловали - какая досада! Все равно его не брошу, потому что он хороший (с)), бандитские страсти-мордасти – авторы выстраивают как настоящую драму. Какой же в этом недостаток, спросите вы? Ответ прост: эта настоящая серьезность действительно делает «Две пули» трудной для чтения вещью, несмотря на внешнее соблюдение законов жанра экшн-литературы.



Итак, по порядку /сурово поглядывая на зевающих в последнем ряду притомившихся слушателей/. Поманив в первой главе наивно жаждущего активного секса читателя любовной сценой между Йоном и Фэем, авторы вдруг переходят к дотошному описанию политических дрязг и разборок между главарями гонконгской и японской мафии. Мелкие подробности купли-продажи и переправки опия-сырца через разные каналы. Мысли это Фэйлона или Асами – несущественно. Важно обилие незнакомых, незапоминаемых имен и точных цифр. Количество фактов, дотошное обсуждение деталей не просто затрудняют, замедляют скорость чтения, в какой-то момент становится непонятным, какая в этом вообще необходимость. /Уже уходите? Всего доброго/. Даты, названия корпораций – все смешивается в прихотливую, причудливую вязь каждодневного мира, в котором вынуждены пребывать оба героя, держать его ежедневно в голове, не путаясь, как это делаем мы, читатели, в многочисленных сцепках и мотивах поступков многих и многих, связанных с Организациями людей. Спасение от такой жизни, от липкой паутины, в которой оба увязнуть не имеют права (потому как давно уже не мухи, а пауки) – это торопливый коитус одного в ванной перед важной встречей, случайный хастлер-профессионал для другого в дорогом ресторане или мягкие пальцы мальчишки, разглаживающие твои волосы под гомон чирикающих птиц.



Память выхватывает куски из прошлого. Они впутываются, некстати вклиниваются в телефонные разговоры, в диалоги, важные переговоры. Они живут своей жизнью, мешая героям и читателю. Они назойливо зудят изнутри. Их хочется стряхнуть, как ненужный сор, смахнуть эти надоедливые мысли – но память не подчиняется разуму.



Этот пульс воспоминаний – то настоящее, что есть в героях. Именно он рождает картины, ради которых в этот фик надо не просто вчитываться – смаковать каждую строку:



Пестрые, кричащие огни реклам еще истекают многоцветьем неона, но красная, желтая, синяя кровь уже сочится из порванных жил проводов, впитываясь в серую корпию утра. Вывески гаснут, одна за другой. Мир, только что такой оживленный, сверкающий, перемигивающийся мириадами ламп, испускает последний вздох. Его магистрали — исколотые вены, в которых больше не пульсирует жизнь. Ночь агонизирует в саване из бетона и стали.



Город у меня под ногами — остывающий труп. Улицы выплывают из полумрака — застывшие в ожидании, пока на них хлынут черные армии муравьев, падальщиков, пожирателей каменной плоти...



Сцена страшной гибели Тао. Потрясает даже не изображение распростертого на окровавленном ковре зверски изнасилованного мальчика, а описание дома, что идет перед ним, - символический фрагмент, подготавливающий читателя к картине, которую он сейчас увидит:



Дом. Притихший. Опустошенный. Гнездо, покинутое птенцами... на голой ветке, на промозглом ветру. И разбитая скорлупа...



Я чиркаю спичкой и бросаю ее за спину. Огонь гаснет, не достигнув ковра.



Дом. Взгляды в пол. Застывшие на порогах ботинки. Начищенные до блеска — до размазанных бликов ламп. Они ждут, пока я не пройду мимо, — чтобы затем осторожно двинуться вслед. Так тихо... И вместо дыхания — только скрип подошв.



Я чиркаю спичкой. Она ломается в пальцах.



Дом. Распотрошенный. Изнасилованный. Пахнущий кровью. Раскинувшийся, как мертвая шлюха.



Я чиркаю спичкой. Я сжег бы его дотла.



...Я обхожу его весь, целиком, от первого этажа и до третьего, не пропуская ни одной комнаты. Ни одного коридора. В этом нет никакого смысла. Он был только в синей гостиной и в спальне. Я убил бы сейчас любого, кто посмел бы напомнить об этом.

И только тогда — возвращаюсь.



И чиркаю спичкой у входа. И держу ее в пальцах, пока огонь лижет кожу — так жадно. Так торопливо. Зная, что скоро умрет...



Незаметно и неуловимо изменяется стиль письма. То, что начиналось медленно и неторопливо, увязая, как в киселе, в мелких подробностях, постепенно приобретает характер телеграфной речи: краткость, отрывистость, репортажность.



Выстрел.

Выстрел.

Выстрел.



...затылком о железо — это совсем не больно. Говорят, ударяясь головой о стену можно терять 150 калорий в час...



— Я отвезти вас к врачу, Асами-сан. Нет-нет, не волнуйтесь, не больница — это свой есть.



Пошел ты к черту, Чжу, говорю я, хватая его за воротник левой рукой.



Странное сочетание скорости выхватываемых взглядом происходящих событий и реального их растянутого во времени течения. Это и долгая перестрелка, и задержка в аэропорту, и невозможно длинный, нескончаемый последний разговор двух по-своему любивших и ненавидящих друг друга братьев.



Один из героев (Фэй) мыслит картинами. Они распускаются у него в голове как прекрасные цветы:



Кровь тонкими ручейками течет по ребрам. И рассыпается по полу горстями алых бусин.



Имя Янцзу — у меня на спине. Обжигающее клеймо.



Другой (Асами) мыслит мерами, количественными единицами - временными отрезками, километрами, граммами серого вещества:



...их всего шесть — отпечатков шин на мокрой земле. Два плюс два — это лимузин, на котором отсюда уехал Ю И. Еще два — более глубоких и широких следа — наверняка, «Субару», припаркованная слева от крайнего склада.

Значит, отсюда еще никто не убрался.



Максимальная скорость, до которой способен разогнаться этот седан — сто сорок миль в час.

На асфальте он набирает скорость в шестьдесят две с половиной мили за семь целых две десятых секунды.



Еще несколько минут — чтобы удостовериться, что он не сдвинется отсюда ни на дюйм, разве что — хозяин будет толкать его сзади собственноручно.



Еще несколько минут — на то, чтобы обойти склад по внешнему периметру.



Образная и логическая связь. Два полушария одного мозга. Две разделенные половинки, стремящиеся друг к другу наэлектризованными магнитами, но упорно повертывающиеся отталкивающимися сторонами. Деньги отдельно, связи и кланы отдельно – чувства отдельно.

/Что, у вас с мужем было так же? Сочувствую/



Особый авторский шик – структура, в основу которой всегда положена некая особенность, определенный мотив. Чаще композиция развивается по закону игры. Здесь: это – покер. Игровые термины почти незаметно для читателя просачиваются в лексику фика, придавая любовно-политическому столкновению аромат романтического авантюризма:



Моя главная ошибка, мой туз в рукаве, мой патрон в револьверном барабане.



Я улыбаюсь ему — я почти привык играть с ним в покер, сдавая слова вместо карт. Он о многом догадывается. Остальное — способен додумать.



Он улыбается, заканчивая свой ужин. И этой улыбке я доверяю вполне.

Такая же искренняя, как у игрока в покер. Как моя благодарность. Как все наши слова — за эти три дня.





Вопрос лишь в том — кто первым решит вскрыть карты.



Две пули пятидесятого калибра.

Два пиковых туза на одной руке.

Это не шулерство, а статистика. Самая верная из лженаук.



Пять часов из семнадцати мы потратим на покер...



Любой игрок отлично знает, что половина успеха – это умение блефовать. Доверять партнеру за карточным столом не просто глупо (особенно если вас трое). И если при этом ты чудом окажешься в выигрыше, то по-любому потеряется весь азарт от самого процесса игры, даже если ты и не отдаешь себе в этом отчета. Наши герои отнюдь не простаки. Их партия длится уже восемь лет, и они давно изучили друг друга. Rabbit-hunting – общая уступка в «домашней» игре, возможность заглянуть в «сброс» и сделать вид, что другой ничего не заметил. А вот тут и начинается самое интересное. То, что должно было закончиться как трагедия, в итоге проиграло неистребимой жажде счастливого конца. Хотя признаюсь, что вникнуть в хитросплетения сюжетной интриги мне удалось только с третьего раза. /Вот вы, молодой человек, не хмыкайте, мужская логика по-другому устроена. И вообще, какого черта вас занесло в женский фандом?/ Да-с, пробежаться скоренько по строчкам и получить удовлетворение не удалось. А сколько читателей вообще ушли в недоумении, утешившись только мыслью, что герои все-таки вместе. Или все же нет? Или вместе, но только как партнеры? Нет, не в смысле как те партнеры, а как эти… И Йон там еще… Короче, намудрили, намудрили авторы. В общем, живы – и то ладно…



На самом деле – это, по-видимому, сознательная авторская установка, расчет на когнитивно сложного читателя(1); если хотите, особый вид шулерства писателей-игроков, заставляющий нас еще раз обратиться к тексту. Если вы сбросите карты именно сейчас, не доиграв до конца, хотя и прочитав все целиком, никакого удовольствия этот фик вам не доставит – оставит лишь осадок легкого раздражения. Только тот, кто способен получать наслаждение от интеллектуальной игры, от искрометного блефа, обратится к нему еще не раз, пока не насладится большинством из спрятанных в нем загадок. /Раскрыть секрет? Вот ещё, читайте сами. А кто у нас остался в изрядно поредевших рядах? А-а-а-а, так это вы – авторы…/



___________



(1) В психологии есть понятие когнитивности – способности оперировать более крупными информационными блоками. Замечено, например, что субъект, обладающий высокой ког¬нитивной сложностью, столкнувшись с диссонантной инфор¬мацией по поводу периферийной для его картины мира пред¬метной области, склонен к разрушению стереотипа и созданию объемного образа, тогда как у когнитивно простого субъекта в аналогичной ситуации стереотип не разрушается, а только меняет модальность на противоположную: безусловно позитив¬ное становится негативным и наоборот. (это чтобы запутать вас еще больше)





___________



только кто-нибудь — подскажите, плиз: как и куда можно залить этот замечательный клип, чтобы дать ссылку в доступ?!)))

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

еще! еще!! еще!!! и — КАКОЕ...))))))))))))))))



Автор: Undel

Фандом: WK

Жанр: Romance, Angst

Рейтинг: PG-13

Пэйринг: Брэд /Шульдих.



читать дальшеКомната, улыбка, тайна



1. Запах.

Брэд состоит из запаха табака и черного кофе. Хорошего твида, в котором курили табак и пили черный кофе. Одеколона. А еще – денег.

Деньги – лучший в мире запах.



Шульдих не пахнет ничем. Он избегает запахов. Они его раздражают и отвлекают, а ему необходимо быть сосредоточенным. Поэтому дом надо проветривать. Однако в помещении не должно быть слишком холодно. За этим надо следить, поэтому Шульдих считает, что ему тяжело живется.



Фарфарелло пахнет кухней. В обычные дни он пахнет уютно – домом и едой. А еще мыльной пеной. Детским мылом, натертым на терке: Фарф знает немало полезных рецептов. Все современные средства для мытья посуды с отдушками, а отдушки – не для этого дома. Все помнят про Шульдиха? – Он не даст о себе забыть.



Наги старается ничем не пахнуть. Он подросток, ему сейчас все сложно. Как будто в чистую воду добавили туши – стоит пошевелиться, черный завиток разойдется и станет мутью. Наги принимает душ по шесть раз в день. Зубная паста и мятные пастилки. Дезодоранты без запаха. Он завидует Шульдиху.



2. Одежда.

Шульдих одевается ярко. Эта яркость – как окраска древесных лягушек или тропических змей. Тех, о ком пишут «смертельно опасен». Странное сочетание: ядовитые цвета и натуральные ткани. Только натуральные – еще один пунктик Шульдиха. Чтобы его кожи не касалась синтетика. И никаких ароматизированных порошков. Ни «морозной свежести», ни «летнего луга», ни, тем более, запахов специй. Ванилью и корицей могут пахнуть только ваниль и корица. Булки, выпечка. Шульдих готов об этом рассказать.



Фарфарелло одет так, как ему удобно. Обычно это одежда без рукавов. Будто ему важно видеть свои голые руки, чтобы знать, что они достаточно сильны. От того, что ему неудобно, Фарф способен избавиться за несколько секунд. Но при необходимости согласен терпеть и неудобную одежду. Иногда Кроуфорд думает, что это относится и к смирительной рубашке. Терпение – одна из воспитанных в Фарфарелло добродетелей.



Одежда Кроуфорда – продолжение его статуса. Здесь нет понятия дорого или дешево. Как в ресторанах, где в меню не проставлена цена: если вы приходите сюда, значит, сумма не имеет значения. Поэтому одежда Кроуфорда – это просто одежда Кроуфорда.



Наги носит школьную форму, он ходит в ней и после занятий. Форма из натуральной ткани. Шерсть. Только не мягкая, а жесткая: воротник-стойка натирает шею. Форма сковывает движения: стоит потянуться – и Наги всем телом ощущает границы. Сейчас ему это важно.



3. Улыбка.

Кроуфорд улыбается, словно протягивает руку для рукопожатия. Он покровительствует улыбкой: «Брэд Кроуфорд». Его ладонь всегда сверху.



Фарфарелло улыбается, будто здоровается на чужом языке. Бедная мимика – следствие его болезни. Поэтому улыбка выглядит неестественной. Но иногда – очень редко – он улыбается по-настоящему. И тогда становится заметно, какие у него мягкие губы, какое детское лицо. Куда более детское, чем у Наги. В такие моменты шрамы по-настоящему уродуют Фарфарелло, а Кроуфорд приглядывает за ним внимательнее.



У Шульдиха тысяча улыбок. Большинство из них – для выражения недовольства. Он стоит, сложив руки на груди – никаких рукопожатий. Его улыбки, как и одежда, не для того, чтобы привлекать к себе. Не подходи. Не трогай. Пожалеешь. Есть улыбка-угроза, улыбка-претензия, улыбка-высокомерие. Как улыбается Шульдих, когда ему хорошо, знает только Брэд Кроуфорд.



Наги улыбается одними губами, очень вежливо. Его не назовешь веселым. Зато он серьезный, ответственный и на хорошем счету у учителей.



4. Комната.

Комната Фарфарелло похожа на келью. То есть, Кроуфорду кажется, что она похожа на келью. На самом деле комната – копия той, где Фарфарелло жил в приюте. Она ничья, в нее может зайти любой.

Кровать заправлена, подушка поставлена уголком: так и видятся длинные ряды таких же кроватей. Очень чисто. На полу ни соринки. Память цепко держит все, чему его когда-либо учили. Его приучили быть аккуратным.



Комната Шульдиха – большая гардеробная. Дорогая обувь, одежда, ремни, шейные платки валяются вперемешку на полу, на стульях, на кровати. Когда Шульдих приходит спать сюда, он одним широким жестом сбрасывает их вместе с покрывалом. Эти вещи заслуживают лучшего обращения, но они не держат на Шульдиха зла. Ему достаточно один раз встряхнуть, и вещь опять как новая.

Из груды денима, шелка и вельвета черным боком блестит пистолет. Уважения к нему не больше, чем к одежде. Шульдих столько раз ронял его на пол – остается надеяться, что и пистолет его не подведет.



Комната Наги такая, какой ее сделал Кроуфорд. Кажется, там на несколько градусов холоднее, чем во всем доме. В комнате есть письменный стол, кровать, компьютер, шкаф. Что еще нужно подростку?

Наги не думает, что выбрал бы сам. Он просто пытается соответствовать.



Комната Кроуфорда – кабинет и библиотека. Когда там нет Шульдиха, она открыта для всех: можно зайти, взять книгу, спросить о чем-нибудь – и не быть неуместным.

Но если там Шульдих, для остальных комната исчезает. Можно сколько угодно стоять под дверью – никто не откроет.



5. Утро.

Фарфарелло просыпается потому, что кончилось время сна. Без полутонов – как включить и выключить рубильник. Он встает раньше всех в доме.



Наги встает по будильнику, выныривая из сна, словно рыба из глубины. Жарко, душно – Наги спит, накрывшись с головой. Надо сбросить одеяло и позволить холодному воздуху комнаты разбудить себя, но темнота не хочет отпускать. Стоит опустить голову – и она примет Наги, подхватит и покажет то яркое, долгожданное, ради чего он ночь за ночью плывет по этому сну. Еще чуть-чуть, совсем близко…

Будильник будет звонить, пока Наги не сядет на кровати, тяжело дыша и тараща глаза в пустоту.

…С утра ему мучительно хочется спать.



Кроуфорд просыпается сам: привычка людей, встающих в определенное время. Осторожно поднимается, выходит и закрывает за собой дверь. Он не хочет потревожить Шульдиха: тот и так спит слишком чутко. За дверью на секунду останавливается и прислушивается – в комнате тихо. Шульдих не проснулся.



На самом деле Шульдих всегда просыпается. Он лежит неподвижно и ждет, когда Кроуфорд спустится вниз. Тогда Шульдих – так же, не открывая глаз – перекатывается на его место. И, уткнувшись лицом в его подушку, в его тепло и запах, засыпает уже по-настоящему, крепко, до позднего утра. Он будет спать, пока не выспится.



6. Арифметика.

День начинается с того, что Фарфарелло готовит завтрак.

Яичница с беконом, тосты и кофе. Четыре одинаковые порции. Всегда одинаковые – Фарфарелло справедлив. Если завтрак не съедят, Фарфарелло не расстроится: просто выкинет его и вымоет тарелку. Главное, чтобы в половине восьмого еда была на столе.

Они сидят втроем, без Шульдиха – так рано его не поднимешь. Кроуфорд разговаривает с Наги, спрашивает о школе.

Три – хорошее число.

Если к ним присоединяется Шульдих, число рассыпается. Получается два, один и один. Два – это Кроуфорд и Шульдих. Они могут почти не замечать друг друга, но находиться рядом с ними – все равно, что стоять перед закрытой дверью.

Однако обычно Шульдих пропускает завтрак.

Он проснется поздно, часов в двенадцать. Зевая, пройдет по дому, хлопнет дверцей холодильника. И уже к часу в дом на отшибе принесут роскошные коробки, где будет все, как описано в буклете: натуральное, грубого помола, без красителей и эмульгаторов. Яблоки без слоя воска на кожуре, настоящая клубника – мелкая, пахнущая на весь дом. Долой сою и модифицированные продукты. Здоровое питание – очередная блажь Шульдиха.



7. Будни.

Кроуфорд работает. Этот тезис не нуждается в доказательствах. Он работает постоянно. Можно не видеть его, не знать, где он в данный момент, но в одном можно не сомневаться – Кроуфорд занят. Он один из атлантов, которые держат на плечах небесный свод.



Что бы ни делал Шульдих, он старается не утратить праздного вида. «Мысли людей сладкие, как мед». Читать их – развлечение. Это и в самом деле развлечение. Почти такое же, как танцевать балетную партию. Что может быть легче танцев?



Хороший день Фарфарелло проходит в трудах, которые можно назвать праведными. Фарфарелло ведет дом – он сам выбрал себе это занятие. Рутина необходима, она держит надежнее любых лекарств. Одни и те же заботы, одни и те же маршруты. Скудного набора японских слов хватает Фарфарелло, чтобы выбрать товар в магазине и расплатиться за покупку. Там давно не замечают его увечий и приветствуют как знакомого.

Дома он готовит, моет, строгает детское мыло для следующей уборки. Или вытирает пыль – этим можно заниматься бесконечно. Иногда на его лице появляется странное блуждающее выражение – будто он пытается кому-то подражать. Если бы Кроуфорд это видел, он запретил бы ему уборку.



День Наги беспросветно длинный. Он проводит его в школе.

Наги сидит на заднем ряду. Черные затылки других учеников – как икринки в банке. Под монотонный голос учителя Наги смотрит в окно. Там высокое дерево, ветка наискосок перерезает небо. И кажется, что нет ни неба, ни дерева, а есть просто картинка на стене. Тихо гудят лампы под потолком. Не верится, что где-то есть воздух, который еще не сдышали. Глаза закрываются сами собой, голова опускается на грудь. Но воротничок врезается в шею. Наги вздрагивает и выпрямляется. Он не спит.

И не хочет домой.



8. Миссия.

Это особые дни, с правильной арифметикой, когда четыре равняется четырем. Шварц вместе, они обезличены и равны.

Фарфарелло выбирается из паутины привычек. Потом он опять оплетет себя, но сейчас ему это не нужно. Он – оружие, а потому не безумен.

И Наги не подросток. Он смерть, он может все. И знает, насколько необходим. Смертью быть гораздо проще.

Шульдиха почти нет. Он – функция: принимает и передает сигналы. Телепат на своем месте и не пытается занять место других.

И только Кроуфорд прежний. Даже больше: кажется, именно на миссии он проявляет себя в полную силу. Если остальные – оружие, то Кроуфорд – тот, кто сражается.

Когда их четверо, они непобедимы.



9.Тайны.

Тайна Фарфарелло в том, что его имя – не Джей. Джей – только первая буква имени. Это намек и обещание: Фарфарелло приятно о нем помнить. Он катает имя на языке, как стилет в ладонях. Но осторожно, без крови: эти раны он подделывать не будет.

Кроме того, имя не имеет значения. Когда тот, кого он так ждет, позовет его, то обратится не по имени, а как звал всегда: «Мой возлюбленный сын».



Тайна Шульдиха в том, что он счастлив и не хочет ничего менять. Шульдих – консерватор: он не верит в перемены к лучшему.

А еще Шульдих суеверен и боится, что если он покажет, что все в порядке, случится что-то плохое. Ему кажется, он обманывает высшие силы, которые только и ждут, чтобы нанести удар. Он не верит, что они могут быть благосклонными.

Шульдих лелеет свои пунктики: они позволяют ему быть недовольным миром.



Тайна Кроуфорда в том, что он влюблен. Это его слабость, но Кроуфорд не пытается от нее избавиться. Он рад, когда закрывается дверь, и они с Шульдихом остаются одни.

Когда их, как прибоем, опрокидывает в постель, и Кроуфорд сбрасывает с плеч небо, позволяет Шульдиху стать старше, избавить себя от забот – ненадолго, на время.

Кроуфорду так легко, что хочется смеяться.

А потом ему становится тревожно. Словно он пропустил что-то важное. Какую-то беду, которая придет, потому что он позволил себе отвлечься и забыть об остальных. Тогда Кроуфорд идет к Фарфарелло, подмечает больничную чистоту его комнаты и новые бинты на руках...

Он успокаивается в своей тревоге.

Он знает, откуда ждать удар.



А у Наги нет тайн. Ему просто снятся сны. Глубокие, как море, яркие, завораживающие. И каждый из них обещает смерть Шульдиху.

Наги видит кровь на рыжих волосах, на одежде, на крыльях стрекоз и бабочек. И улыбается, и смеется особым легким смехом – похожим на тот, которым смеется Кроуфорд за закрытой дверью своей спальни.

Потому что Шульдиха нет, больше нет, а Наги рядом. И сейчас откроет эту дверь.

А дальше… дальше сны опять невинны. Наги залезает в постель, где тепло и уютно. Пусть другие стоят перед закрытой дверью. Другие смотрят на ветку за окном. А Наги здесь, он просто спит. За окном светлеет, он пропускает и первый, и второй урок…

и опять от Амона, конечно же))))))))) /sniff/

__________



читать дальше

Вутайские письма

«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».

Взгляд, конечно, очень варварский, но верный

И. Бродский.

На СБ бывает тоже, знать, проруха,

Глубоко сидят шпионы из «Лавины».

Говорят, ты им доплачиваешь, Руфус –

Вот, недавно, заходил один с повинной.



Номера счетов сошлись, представь, до цифры;

Подставные третьи лица раскололись.

Но загнулся наш шпион... не то от тифа,

Или просто допросив его на совесть,



По небрежности, промыть забыли раны.

Провокатору - собачья смерть досрочно.

Только Руфус... слишком много стало данных,

После нескольких заданий сверхурочных.







Что в Мидгаре? Не кусается пантера?

Мако-штучки - идефикс еще у папы?

Говорят, тебе по-прежнему он верит,

Временами, правда, делая back-up’ы.



На Вутае говорить не учат складно,

Тренирован я, зато, молчать в столице.

Шлю шифрованные копии доклада,

Думай сам, когда придется шевелиться.







Ходят слухи, наступает время бунта,

И солдаты кем-то сверху подогреты.

Приходил ко мне во сне вчера Верудо,

Как, спросил, сидится в новом кабинете?



Вечерами тишина здесь, как в могиле,

Пыль с архивов не сдувать подчас так сложно.

Вас прижать бы, лизоблюдов, только силы

Хватит разве что на трех неосторожных.







На СБ порой случается проруха,

Сефирота не заметить мог охранник...

Ты купил меня до самой смерти, Руфус,

Стал ценою, правда, сам же с потрохами.



Мы прошли с тобой чуть больше половины,

Сын фанатика и плод эксперимента.

Я не буду горевать на тех руинах,

Под которыми не станет президента.



Предавать тебя – нехитрое занятье,

С этим ты и сам справляешься отменно.

Ave, Руфус. Передай привет солдатам.

Мы с ребятами поддержим перемены.

1. чуть ниже закрытая запись — сорри, оргвопросы



2. слэшкон состоялся, мне понравилось, было весело, шумно, много друзей... ни с кем новым кажется особо не познакомилась, и автографов никто у меня не брал — обидно и странно))))))



организаторы молодцы! Миттас, Натуззи, Асато, Хомяк, Интегра, Конеко... всем низкий поклон за то, что провернули это дело, вы умницы, я горжусь своим знакомством с такими монстрами орг-слэша, вот!!!!!



первый опыт публичного выступления... офигела от количества народа — мне сказали, что на этот чертов мастер-класс придет от силы человек пятнадцать... а там было под сотню наверное, мамадорогая, как же было страшно первые... эээ... 55 минут)))))

понятно, что время нифига не рассчитала, половину сказать не успела — но вроде как отзывы были теплые, и за это огромное спасибо всем кто пришел, кто слушал, кто смеялся, ну и вообще))))))



3. игра тоже была, об этом видимо отдельно, богом быть не просто трудно, а очень трудно, и платить потом приходится дорого — но это нормально, это в порядке вещей, так что две пачки сигарет в минус, и третий день не могу есть, но это тоже нормально, ничего)))



а! и на запястье след от нитки — как порез ножом... нет, в плане физических повреждений я ни разу не мазохистка — но почему-то мне это... странно нужно... не знаю...



всё, больше сказать нечего)) ушла.

флэшмобы — это наше ффсё))



Молодой человек, Вы - оптимист! И это замечательно!

Соотношение оптимизма/пессимизма в Вашей жизни:

56%/44%



Дополнительная информация (чем сильнее прижимали палец - тем она точнее):

Регулярно накручиваете километры на велосипеде. Иногда в ЖЖ Вы проводите слишком много времени. Вы сами зарабатываете и в финансах не зависимы от кого-либо. Вы не очень любите метро за постоянные толпы. Вы курите. Вы слишком устали - отдохните. Вам в жизни немного не хватает секса. Вам практически все равно, что пить - чай или кофе.





хотя вот велосипед меня, правда, несколько смутил...



спасибо за ссылку миссис Норрис — здесь

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

автор: kadrin

фэндом: FF/AC

название: Что показала ревизия

переводчик: ki-chen



ну вот оно наконец, как я и обещала...

— Пять лет назад... — Руфус Шинра задумчиво окинул взглядом заваленный документами стол.



— Нибельхеймский инцидент, сэр? — счел своим долгом уточнить Ценг.



— Вообще-то в тот год случилось много всего. — Руфус аккуратно подровнял стопку бумаг. — Но вы правы, я действительно говорю о нибельхеймском инциденте. Наш великий Солджер, наша невозмутимая победоносная палка-всем-абзац без всякого повода и предупреждения вдруг сходит с ума и сжигает дотла целый поселок. Мне дали десять тысяч объяснений и причин, но я так и не смог понять. Это меня угнетало, Ценг. Угнетала мысль, с чего он мог так сломаться? — Вздох был тяжким, глубоким и театральным. — А потом отец поручил мне провести ревизию по подразделениям Шинры, и внезапно меня осенило. Ценг, вы же у нас глава турков, верно?



— Совершенно верно, сэр. — Ценг был как всегда великолепен. Один из немногих в корпорации, кто даже с волосами ниже плеч ухитрялся выглядеть холодным компетентным профи.

Собственно, первый — со времен Сефирота.



— Особый отдел... Я так понимаю, вы подчиняетесь Риву из департамента градостроительства?



— Да, сэр.



— А Хайдеггер всеми силами пытался перетащить вас в ведомство охраны порядка. Хотя, насколько я уловил, вашим людям это не пришлось бы по душе. С Ривом иметь дело куда приятнее, чем с Хайдеггером, не так ли?



— Мы исполняем приказы Шинры, сэр.



— Разумеется. Так вот, касательно полученных мною докладных записок...



Надо отдать Ценгу должное. Он почти не поморщился.



— Итак, начнем с самого низа. К примеру... — Руфус сдвинул брови. — У вас что, в самом деле имеется сотрудник по имени Руд?



— Да, сэр.



— Хм. Родители были с фантазией, ничего не скажешь. В общем... на него пришло два доноса. Пишут, будто он сочувствует террористам. Звучит подозрительно, как мне кажется.



— Сэр, уверяю вас, Руд никогда...



— Знаю. По сути, он всего лишь ляпнул кому-то из Турков, что считает некую террористку... — Руфус заглянул в бумаги. — ...«красоткой». Едва ли это можно счесть предательством, полагаю. Но за ним числятся преступления и посущественнее. Он как минимум пятикратно был замечен в воровстве орешков и газировки из автомата.



— Руд иногда забывает дома бумажник, сэр.



— Я вычту это у него из зарплаты. Ладно, теперь дальше... Что касается лично вас, Ценг, то к вам нет никаких претензий. Ну, если не считать того прискорбного факта, что однажды вы... избили автомат с газировкой. Автор докладной употребил определение «насмерть».



— Да, сэр.



— Что, хотели убрать свидетеля?



— Поскольку Руд почти полностью выгреб содержимое, сэр, требовалось обеспечить скорейшую замену аппарата.



— И это я тоже вычту у вас из зарплаты, так что дело можно считать закрытым. А теперь перейдем к... — Руфус указал на оставшуюся стопку бумаг. — Рено.



И вновь, если Ценг и поморщился, то почти незаметно.



— Рено — отличная боевая единица, — заверил он Руфуса.



— Не сомневаюсь, — кивнул тот и вновь указал на пачку доносов. — В противном случае его давно бы уволили. Или убили. Даже если мы отметем в сторону такие обвинения как «несанкционированная окраска волос» и «маниакальное пристрастие к солнечным очкам», у меня времени не хватит зачитывать остальное. Так что я остановлюсь лишь на самых заметных моментах. К примеру, тут утверждают, что он крал морфин из аптечек в вертолетах. И оставлял записки: «реквизировано на благо родины»...



— В его оправдание, сэр, могу лишь сказать, что Рено передал лекарство больным детям.



— ...и использовал морфин, чтобы одурманивать Солджеров, заставлял их принимать непристойные позы, а потом фотографировал.



— Это помогло обнаружить в нашей системе безопасности досадную брешь, сэр, каковая и была заделана с похвальной оперативностью.



— ...был восьмикратно уличен в забивании насмерть автоматов с газировкой...



— Боюсь, тут я невольно подал дурной пример, сэр.



— ...и кроме того светящимися красками изобразил гигантский фаллос на небоскребе корпорации Шинра. Хайдеггер до сих пор не может поверить, что это — в человеческих силах.



Ценг молчал.



— Серьезно, Ценг, я хотел бы услышать хоть какие-то объяснения по последнему пункту.



Ответный вздох был слышен совершенно явно.



— Рено сказал, ему некуда было девать краску, сэр.



— О, да. Ту самую, которая обошлась в пятьдесят тысяч гилов и была занесена на баланс Космического отдела Палмера... если не ошибаюсь, от имени Солджера первого класса Леонарда Яйцеклада. Сомневаюсь, чтобы оный Леонард состоял на службе в корпорации Шинра. Либо, если он существует, я требую немедленно его уволить.



— Сэр. Рено, конечно, не всегда ведет себя по уставу, однако он в числе моих самых надежных...



Именно в этот момент в кабинет впорхнула секретарша Руфуса и что-то прошептала ему на ухо, передавая записку. Руфус прочитал ее и улыбнулся так мрачно, насколько это было возможно, после чего обернулся к главе турков.



— Известно ли вам, о чем тут идет речь, Ценг?



— Боюсь, что нет, сэр.



— Ну, так попробуйте догадаться. Что бы вам сейчас меньше всего хотелось услышать, а?



Кажется, хваленый самоконтроль Ценга наконец дал трещину.



— Рено опять ушел в самоволку, сэр?



— Не совсем: в его вещах обнаружилось заявление на отпуск. Правда, никем не завизированное, и в качестве причины там было указано «поиск пиратских сокровищ», а кроме того, оно было составлено от имени Леонарда Яйцеклада, по которому и так давно трибунал плачет за растрату казенных средств. При чем тут пиратские сокровища, Ценг?



— Ни малейшего представления, сэр, если честно.



— Ну, так я вам скажу, что это не пойдет. Я требую немедленного возвращения Рено, причем желательно без шума и огласки. — Очередная улыбка Руфуса неплохо подошла бы Дарк Нэйшн. — Вам ясно? Это же операция из разряда тех, чем занимаются турки. Вот и покажите мне, почему корпорация Шинра позволяет существовать в своих рядах подразделению, которое нанимает на службу таких — как этот ваш Рено.



— Есть, сэр. — Ценг моргнул. — Вы намерены нас сопровождать, сэр?



— А в чем дело?



— В последний раз когда Рено ушел в самоволку, мы отыскали его на Большом Леднике.



— Видите ли, у меня очень простой выбор: либо сопровождать вас, чтобы лично проверить эффективность работы турков, либо отправиться на очередную деловую встречу.



Ценг опять моргнул. Он не совсем понял, к чему клонит Руфус.



Тот вздохнул:

— Очередная встреча — это Палмер. И уж поверьте, я отнюдь не в востороге от мысли, что мне опять придется слышать имя Леонарда Яйцеклада. Так что, Ценг, через час жду вас у себя в кабинете, в полной боевой готовности.



— Есть, сэр.



— Полагаю, мне лучше одеться как можно неприметнее?



— Да, сэр.



— Ладно, я над этим поразмыслю.



* * *



Час спустя Ценг постучался в кабинет в сопровождении незнакомой блондинки.



— Три вопроса, — объявил Руфус. — И я жду ответов в порядке очереди. Во-первых, кто она такая?



— Елена, сэр. Она обычно подменяет турков, которые не могут исполнять свои обязанности.



— И она компетентна?



— Весьма компетентна, сэр.



Елена слегка зарделась при этих словах. Руфус этого старательно не заметил.



— Тогда почему мы до сих пор держим на службе турка, который развлекается изображениями гигантских фаллосов на стенах?.. Это не было вопросом, не трудитесь отвечать. Так, теперь второе. Вы же не станете утверждать, что именно так одеваются, чтобы сохранить инкогнито?



— Сейчас это самый модный стиль на Плато, сэр. Полагаю, нас примут за членов какой-либо преступной группировки.



— Наподобие тех, что взорвали наш реактор. Несомненно. Ночью все кошки серы. Хуже, когда они серы и днем. — Он повел плечами и перешел к следующему вопросу. — Третье. Сколько единиц оружия у каждого из вас при себе на данный момент?



— У нас с Рудом по пять единиц, и семь — у Елены, сэр.



Руфус смерил его взглядом.



— Отлично.



— Сэр, но вот ваш дробовик...



Руфус закинул ружье на плечо.



— Дробовик — это не для маскировки, Ценг. Дробовик — это для показухи. Самый лучший способ сказать миру: «Эй, мир, посмотри, у меня дробовик!»



— Да, сэр. Но, со всем уважением... вы, что, в самом деле, намерены идти в таком виде?



— Я переоделся.



— Разумеется, сэр. Но это в точности такой же плащ. Только черный.



— Неверно, Ценг. Я еще надел очки. И кроме того, ты ничего не понимаешь: это же новый шик а-ля Сефирот. Или Сефирот у нас уже не в моде?



— Эта мода отошла пару лет назад, сэр, после того как он сошел с ума и погиб.



— Ну, значит пора ее вернуть. Уж если мы выбросили несколько миллионов на этот проект, так пусть будет хоть какой-то результат. — Руфус перекинул дробовик на другое плечо и двинулся к выходу. — Вперед, турки, время не ждет.



Ценг помедлил пару мгновений и последовал за ним.



— Руд, — спросила Елена, — думаешь, это разумная затея?



Ответное пожатие плечами говорило само за себя.



* * *



— Темно.



— Мы под Плато, сэр. Тут искусственное освещение.



— Но люди же не могут так жить.



— Глаза со временем привыкнут, — пообещала Елена.



— Я не желаю ждать этого «времени». Ценг, у вас инжекторы Мако с собой? Вколи мне порцию.



— Я не ношу с собой Мако, сэр.



— Тогда напомните мне отдать Риву приказ. Чтобы отныне турки всегда и везде брали с собой Мако.



Вагон трясло и швыряло, как по кочкам. Рельсы были явно непригодны для битком набитых поездов. Они и для пустой дрезины-то едва бы сгодились.

В громкоговорителе что-то захрипело и захрюкало. Руфус нахмурился.



— Там сказали «Пятый сектор» или «пятка секса»?



— Еще две остановки, сэр.



— Рив всегда говорил, что транспортная система нуждается в финансировании.



— Все системы под Плато нуждаются в финансировании. Скажите об этом моему отцу. — Руфус закатил глаза, подражая президенту. — «Деньги — это сила, мальчик мой, и потому давать их надлежит исключительно власть имущим. Мы покупаем тех, кто способен нам повредить, и плюем на всех остальных. Именно такой подход привел нас к нашему нынешнему положению». И к взрывам на реакторах. Хотя, подозреваю, там тоже не обошлось без этих громкоговорителей. «Шест от секса», я точно слышал.



— Нам на следующей, сэр.



— Я так и понял.



* * *



— «Седьмое небо». В Седьмом секторе. Как остроумно. Почему именно сюда, Ценг?



Глава турков выразительно повел рукой.



— Это последний бар в Мидгаре, откуда мы еще не вытаскивали Рено, а у него к пьянству системный подход. Сэр, — добавил он, когда Руфус переступил порог. — Нам не следует выделяться из окружения.



— В каком смысле? — Тот окинул взглядом барменшу и поднял брови. — Сколько вам лет, юная леди?



— Семь исполнилось на той неделе, — с гордостью ответила она.



— В том смысле, сэр, — терпеливо пояснил Ценг, — что вам придется сделать заказ.



— А. Да, конечно. По крайней мере, пока вы не пытаетесь меня напоить до смешного, я согласен. Я буду...



* * *



— ...а эта Скарлет, Господи помилуй, я вам серьезно говорю, она до меня докапывается больше всех, если не считать конечно того Солджера с длинными волосами и точкой на лбу. Ну, вы знаете, о ком я. Он меня еще все время называет «сэр».



— Похоже на Ценга, — предположил Руд.



— Да, только Ценг-то — турк. А турки... турки... они до людей не докапываются.



Все трое турков с синхронной стыдливостью уставились на свои ботинки. Прочие завсегдатаи бара с интересом слушали шумного и очень пьяного блондина, который, похоже, возомнил себя какой-то важной шишкой из корпорации Шинра. Марлен куда-то исчезла: видимо помчалась за подкреплением.



— Так вот... — продолжил Руфус. — А это еще что такое? — Он указал на свой бокал.



— Джин, вермут и салкис, сэр.



— Салкис? Это такой... зеленый?



— Насколько мне известно, да, сэр.



— Это же афродизиак для чокобо, Ценг. Ты... ты... — Он взмахнул рукой, пытаясь изобразить нечто обвинительно-угрожающее. — Вырядил меня каким-то близоруким Сефиротом, затащил в бар, напоил чокобьим афродизиаком, а теперь вон тот парень... — Он указал на блондина с торчащими во все стороны волосами, который сидел в углу, поглощенный разговором с неким вооруженным до зубов громилой, — ...кажется мне непристойно привлекательным! А мы так и не отыскали этого вашего... фаллического пирата! Я тебя уволю, а потом пристрелю, а потом урежу финансирование.



— Да, сэр.



— Нет, сперва урежу финансирование. И передам ваши деньги Палмеру.



— Да, сэр.



— А тебя переведу под начало к Скарлет.



— Да, сэр. До того как пристрелите, или после, сэр?



— Хм, пока не решил.



За стойкой бара неожиданно обнаружилась длинноволосая женщина, смотревшая на них пристально и с легкой тенью угрозы.



— Сэр, у вас всё в порядке? — поинтересовалась она.



— Нет. Нет, не всё. — Руфус постарался протрезветь хотя бы на пару секунд, и ему это почти удалось. — Мы тут ищем одного парня. Вы бы его сразу узнали. Ярко-рыжие волосы, солнечные очки. Иногда забивает насмерть аппараты с газировкой.



— А, так вам нужен Леонард. — Барменша вздохнула, не скрывая облегчения. — Да, он предупреждал, что его будут искать. И просил передать вот это. — Она вручила Руфусу записку.



«пиратских сокровищ нету, — значилось там. — пошел искать дальше. выпивка тут дерьмо. скажите руду, я взял его плеер».



Над столом повисло молчание. Руфус пустил записку по кругу.



— Так и думал, — заметил Руд наконец и налил себе еще выпить.



— Ценг, — заявил Руфус, — я хочу, чтобы ты спалил этот город ко всем чертям.



— Сэр, но...



— Я серьезно, Ценг.



— Не сомневаюсь, сэр.



— Хотя нет, я не хочу, чтобы ты сжигал город. Я хочу, чтобы ты нашел Рено и сжег его. Только пусть сперва отдаст Руду плеер. А выпивка тут, — Руфус покачнулся с пьяным достоинством, — вовсе даже не дерьмо. Отменный чокобий афродизиак...



Он сполз со стула очень мягко, как облачко, и отключился под всеобщие аплодисменты.



* * *



Поутру он проснулся в собственной постели, укутанный в одеяло, и обнаружил на столе докладную записку.



«Господин вице-президент,

Мы обнаружили Рено на вершине потухшего вулкана, именуемого «Северным кратером». Процесс поисков существенно облегчило то, что на склоне горы светящимися красками был изображен гигантский фаллос. Рено водворен по месту службы без дальнейших происшествий. Предлагаю направить команду из департамента градостроительства для очистки склона вулкана.

Ценг»



Руфус кивнул, отложил докладную, и попытался обобщить свои впечатления от команды турков.



Пусть делают, что хотят, сказал он себе. Рисуют фаллосы, где им вздумается, и забивают насмерть аппараты с газировкой. Но я с ними больше пить не пойду. Искренне ваш, Руфус.



После чокобьего афродизиака похмелье оказалось просто жутким. Интересно, как сами чокобо это переносят?